Fotoinform

Этими вопросами занимается Проект «Улучшение радиационного контроля окружающей среды и законодательной базы в Украине для экологической реабилитации радиоактивно загрязненных территорий». С 2017 года он реализуется Японским агентством международного сотрудничества (JICA) совместно с Японским научно-техническим агентством (JST - Japan Science and Technology Agency) в рамках Программы SATREPS.

На вопросы Национального пресс-клуба «Украинская перспектива» отвечают специалисты Проекта – ведущий исследователь Института радиоактивности окружающей среды (IER), университет Фукусима, профессор Кенджи НАНБА и профессор этого же института Марк ЖЕЛЕЗНЯК. Украинский ученый до приезда в Японию в 2013 году возглавлял отдел моделирования окружающей среды Института проблем математических машин и систем Кибернетического центра  НАН Украины, принимал участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Марк Железняк – лауреат Государственной премии Украины в области науки и техники за цикл исследований загрязнения водных систем Украины после Чернобыльской аварии.

– Какова цель Проекта?

Профессор НАНБА:– Цель Проекта – это  повышение эффективности использования Чернобыльской зоны отчуждения. Такой подход является частью украинской государственной политики, и мы помогаем с внедрением научного аспекта деятельности.

К целям Проекта относятся, в частности, усиление технического уровня контроля радиационной обстановки, помощь в разработке современного законодательства для экологического восстановления радиоактивно загрязненных территорий. Мы стремимся получить новые знания о долгосрочном поведении радионуклидов в окружающей среде.

Важным компонентом нашего Проекта является укрепление технического уровня его украинских участников, которым будет поставлено современное оборудование на 1,3 млн. долларов.

Проект предполагает обмен опытом между японскими и украинскими специалистами.

Марк ЖЕЛЕЗНЯК:– Наш Проект – первый, который Украина получила от Программы SATREPS. Он достаточно специфический: с одной стороны, был запрос государства на техническую помощь, а с другой стороны, речь шла о научном компоненте, причем научные результаты должны были иметь не региональное значение, а более широкое. По таким критериям проекты отбираются Программой SATREPS в очень жестком конкурсе. Заявка подавалась одновременно от Государственного агентства Украины по управлению зоной отчуждения и от нескольких японских научных структур – Института радиоактивности окружающей среды (IER) университета Фукусимы, Центра исследований отрасли окружающей среды и динамики изотопов (CRIED) университета Тцукубы и Медицинского университета Фукусимы. В конкурсе с другими университетами и с другими странами этот Проект победил.

– Почему Япония заинтересовалась чернобыльской темой?

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Тема дальнейшего использования территорий, которые пострадали от аварий на атомных станциях, актуальна для обеих наших стран. Однако есть принципиальное отличие японской ситуации от украинской. В Японии за годы после аварии на Фукусиме, которая произошла в 2011 году, территория зоны отселения сократилась более чем вдвое. В Украине границы Чернобыльской зоны остаются неизменными. Попытки уменьшить ее наталкиваются на волну радиофобии. В этом смысле японский опыт может нам очень пригодиться. Важно сделать общую украинско-японскую оценку, чтобы изменить подходы к управлению зоной отчуждения. И это одна из особенностей Проекта.

Но он может иметь и глобальное научное значение. Наши японские коллеги говорят, что ощущают себя словно в машине времени. Они садились в самолет до Киева, но это был полет в будущее. Потому что ситуация с цезием в Чернобыльской зоне сегодня примерно такая, какая будет в Японии через 20-25 лет. Конечно, это имеет огромное значение для науки, изучающей поведение радиоактивности в окружающей среде.

Профессор НАНБА:– В 2013 году был основан Фукусимский институт радиоактивности окружающей среды. Профессор Железняк был в числе первых научных сотрудников института. И благодаря украинским ученым мы поняли, что исследования катастрофы на ЧАЭС очень важны для нас. Потому что Чернобыль сегодня – это хотя бы частично будущее Фукусимы.

– Какие научные и технические ресурсы двух стран привлечены для реализации Проекта?

Профессор НАНБА:– Финансовые  ресурсы выделяются JICA и JST. JST финансирует работу японских организаций в проектах SATREPS. JICA в рамках Проекта также оказывает и техническую помощь Украине. В Проекте планируется осуществить закупку нескольких больших аналитических приборов для украинских исследовательских институтов. Один из таких приборов – ICP-MS-Масс –спектрометр с индуктивно-связанной плазмойпредназначен для анализа широкого спектра загрязняющих химических элементов, причем, даже в очень низких концентратах. Этот инструмент уже доставлен в Украинский институт сельхозрадиологии (УИСХР) Национального университета биоресурсов и природопользования. В нем уже давно занимаются исследованиями радионуклидов, которые были выброшены в окружающую среду вследствие аварии на ЧАЭС. Ученые УИСХР являются лидерами по этой тематике в мире.

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Сейчас в Украине наука финансируется таким образом, что средств едва хватает на зарплату и минимальные коммунальные затраты институтов. А вот возможности покупать новую аппаратуру очень ограничены. В рамках Проекта 12 наших партнеров-институтов получили уникальное новое оборудование производства Японии и других стран. Это очень большая поддержка украинской чернобыльской науке.

– Вы работаете как одна команда или каждая сторона – отдельно по определенной тематике?

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Есть две команды. С японской стороны – университет Фукусимы и университет Тцукубы, объединившие усилия в нашем Проекте.

С украинской стороны работает 12 институтов, которые внесли реальный вклад в изучение экологических проблем Чернобыльской зоны. И в этом смысле по числу участников Проект уникален для Программы SATREPS. В нем собрана мощная интеллектуальная команда, лучшие специалисты по широкому кругу радиоэкологических проблем. Это позволяет Проекту выполнять широкий спектр задач.

– Как вы оцениваете радиационную ситуацию в зоне отчуждения? С момента аварии на ЧАЭС наблюдаются хоть какие-то положительные подвижки?

Профессор НАНБА: – Да, я думаю, что ситуация улучшилась. У некоторых радионуклидов более короткий период полураспада, то есть, естественным образом они уже распались. Но, конечно, все еще остается значительное количество других радионуклидов, и мы сейчас должны следить за тем, как они ведут себя в этой среде. Это нужно для того, чтобы предупредить возможные риски. И поскольку украинское правительство планирует использовать эту территорию в будущем, необходимо понимать, как в дальнейшем будет складываться ситуация с этими радионуклидами. И если нужны будут какие-то защитные меры, мы, конечно же, их предложим. 

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Я занимался изучением ситуации в Чернобыльской зоне с 1986 года. Основная часть радионуклидов, которые формируют дозу, – это цезий-137 и стронций-90. Оба имеют период полураспада около 30 лет. Поэтому даже если ничего не делать, законы физики все равно работают: за это время в зоне стало в два раза чище.

 Но это еще не все. Происходят процессы природного самоочищения: лежащие на поверхности радионуклиды постепенно начинают проникать вглубь почвы, на поверхности становится чище. Есть различная техногенная деятельность, связанная с уменьшением выноса радионуклидов. Например, строились дамбы, защищающие от затопления и смыва наиболее загрязненные участки поймы реки Припять, они тоже способствуют улучшению радиационной ситуации.

Самый яркий пример снижения радиоактивности связан с созданием нового безопасного конфайнмента – арки, которую надвинули на четвертый реактор. После этого уровень радиации в ближней зоне четвертого реактора упал более чем в два раза.

Но, в отличие от Фукусимы, в ближней зоне ЧАЭС лежат еще трансурановые элементы, микрочастички ядерного топлива. В основном это изотопы плутония и америция, период полураспада которых достигает десятков тысяч лет. По этой причине и говорят, что Припять – это город, куда люди не вернутся при жизни ближайших поколений.

Меры по очистке территории зоны отчуждения дают положительные результаты. Наш Проект изучает, как они сказываются на снижении уровня радиоактивности в разных ее частях, и какие из них можно будет использовать, вернуть народному хозяйству.

– Какие виды миграции радионуклидов вы мониторите?

Профессор НАНБА:– Наибольшая миграция происходит с водой рек. Они переносят частицы почвы. Особенно активно это происходит после снеготаяния и ливневых дождей, когда реки становятся полноводными. В некоторых местах течение бывает более медленным или вовсе отсутствует. Там эти частицы формируют радиоактивный осадок. Мы внимательно следим за этими процессами.

И, конечно же, нас беспокоит перенесение радиоактивных частиц по воздуху. Например, во время лесных пожаров дым тоже может содержать радионуклиды.

Есть и другие пути распространения радионуклидов в остальную часть страны или в другие страны. Например, вследствие миграции диких животных из зоны отчуждения. Хотя она незначительна, ею можно пренебречь.

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Я хочу сказать о соседней Беларуси. Совершенно очевидно, что у природы нет границ. Есть единая экосистема этого Полесского региона, которая включает и украинскую, и белорусскую части зоны отчуждения. И белорусы очень заинтересованы в результатах наших исследований, они также страдают от лесных пожаров, и есть единая речная система. То есть, существует масса общих вопросов. Было бы логично этот Проект расширить и на белорусскую Чернобыльскую зону. У белорусов есть большая заинтересованность работать вместе, решать задачу комплексно, что подтвердилось во время наших недавних встреч в Минске в госучреждениях, отвечающих за чернобыльские проблемы в Республике Беларусь, и в научных институтах.

– Можно ли остановить или хотя бы минимизировать миграцию радионуклидов?

Профессор НАНБА:– Для минимизации миграции радионуклидов из зоны отчуждения в Украине уже определенные меры были приняты. И я не думаю, что на данном этапе нужны дополнительные, поскольку мы не нашли крупных перемещений радионуклидов. Но бывают случаи очень серьезных затоплений, они происходят раз в 100 лет или, может, чуть чаще. В это время миграция радионуклидов может увеличиться, поэтому для таких случаев необходимо предложить какие-то меры.

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Одна из задач нашего Проекта – оценить риски возможных экстремальных ситуаций и спрогнозировать их. Прогноз – это тоже контрмера. Например, в 1991 году случилось затопление поймы Припяти, большое количество стронция было сброшено в эту реку, а затем и в Днепр. Прогноз, который был тогда подготовлен, способствовал тому, что Киев некоторое время не получал питьевую воду из Днепра. В рамках нашего Проекта развиваются системы  прогнозирования и на случаи пожаров, и на случаи паводков.

– Насколько результаты исследований Проекта востребованы в Украине и в Японии?

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – В Украине, в частности, уже подготовлено ряд законов относительно обращения с радиоактивными отходами. Их разработкой занимались специалисты, которые в рамках нашего Проекта общаются с японскими учеными, консультируются с ними, ездят в Японию.

Другой пример. В районном центре Народичи в последние годы в контакте ГАЗВ ведется подготовка к возвращению под управление районных властей части территорий зоны. Для общения с местным населением привлекались японские эксперты, которые рассказывали о японском опыте соответствующей работы, об оценках, которые они сделали для Чернобыльской зоны. Таким образом, уже сейчас Проект работает практически, его результаты получают прикладное значение.

Профессор НАНБА: – Для японских ученых очень интересно участвовать в исследованиях в Чернобыльской зоне. Потому что у нас, например, нет опыта работы со стронцием и америцием, плутонием на Фукусиме. Кроме того, все это произошло в другой топографии, в другом климате. Поэтому такие экологические исследования радионуклидов для нас очень важны. Тем более что аварии на АЭС случаются очень редко. Поэтому, если что-то такое происходит, не важно, где – в Европе, в Америке, в Южном полушарии, мы всегда должны быть готовы участвовать в таких исследованиях. Чтобы повысить квалификацию и быть готовыми к тому, что может случиться и у нас.

– Чернобыльская зона отчуждения все эти годы остается своеобразным полигоном для изучения последствий ядерной катастрофы. Какие перспективы она может получить?

Профессор НАНБА:– Сошлюсь на опыт моей страны. Японское правительство и местные муниципалитеты очень хотят вернуть жителей на их предыдущее место проживания в префектуре Фукусима. И некоторые жители тоже хотели бы вернуться домой. Население получило право вернуться уже в значительную часть начальной зоны эвакуации. На самом деле в Фукусиме остается достаточно небольшая зона, проживание в которой еще небезопасно. И те муниципалитеты, которые находятся на ее территории, предложили выделить небольшой участок на восстановление и возможную реконструкцию. Эти предложения были утверждены национальным правительством. Сейчас уже проходит процесс деконтаминации, то есть, обеззараживания, а также снос зданий в этой зоне. И в течение 5 лет после этого будет проводиться реконструкция. Возможно, лесная зона, которая находится на этой территории, останется без изменений. Но с большей части территории, где жили люди, будет снят приказ об эвакуации, и люди смогут вернуться. Самое быстрое – через 5 лет, но возможно, и через 10. 

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Сейчас идет нашумевший фильм «Чернобыль». Он очень сильно привлек внимание к чернобыльской теме. Меня беспокоит, если не будет правильной интерпретации сегодняшней ситуации, то фильм вызовет новую волну радиофобии в стране. И поэтому я думаю, наша задача на фоне вот этого интереса заключается в том, чтобы донести до людей реальное понимание нынешнего положения в зоне отчуждения. Это будет способствовать и тому, что народные избранники смогут сформировать разумные законы в этой сфере. 

Тут снова нужно напомнить об опыте Японии, где значительную часть зоны отчуждения снова стали использовать. У нас же эти земли нередко напрасно пустуют. Их тоже нужно возвращать в народное хозяйство. По крайней мере, некоторые из них.

Внутри этой территории существует зонирование. Поэтому часть ее будет заповедником, часть отведена для промышленной деятельности по работе с отходами, часть – для нетрадиционной энергетики, например, солнечной, ветровой.

Работа всего нашего Проекта и лично моя как ученого – помочь государственным мужам принять правильные решения относительно разумного использования территории Чернобыльской зоны.

– На какой период рассчитаны исследовательские работы, проводимые в рамках Проекта в зоне отчуждения?

Профессор НАНБА: – Наш Проект рассчитан на 5 лет. Но мы хотели бы получить дополнительное финансирование, чтобы продолжить работу. Потому что и после окончания Проекта останется много нерешенных вопросов в зоне отчуждения. Кроме того, нас интересует ситуация, связанная с последствиями чернобыльской катастрофы, в соседних странах, например, в той же Беларуси. Думаю, мы еще будем обсуждать наши перспективы.

Марк ЖЕЛЕЗНЯК: – Деятельность, связанная с изучением последствий аварии на ЧАЭС в зоне отчуждения, была очень активной в конце 80-х и в 90-е годы. Но к началу 2000-х годов она затухла. Например, есть острая проблема с загрязнением поймы реки Припять, и мы недавно с удивлением выяснили, что там фактическипочти не проводились измерения, начиная с 2005 года. Поэтому сейчас в рамках нашего Проекта мы вскрыли такие горячие точки, где нужно продолжать исследования. Я твердо уверен, что Проект даст положительный эффект для принимаемых украинскими министерствами и ведомствами решений, показав эти горячие точки.

Не стоит забывать о еще одном важном моменте. Есть еще такое понятие, как неразрывность развития. В нашем Проекте сложился мощный коллектив, в который входят ключевые специалисты по чернобыльским проблемам в Украине. Проект является одной из точек их консолидации. Этот коллектив нужно сберечь. И он поможет готовить молодых ученых мирового уровня в контакте с японскими специалистами.

Поэтому наш Проект закладывает основы не только для нынешних, но и для будущих исследований в зоне отчуждения.

Максим НАЗАРЕНКО