Fotoinform

 В день 25-летия аварии на АЭС в столице собрались те однополчане, кто по приказу с первых часов находился в Припяти, еще когда не был потушен первый пожар на станции. Кировоградцев тогда много служило в том полку… Увы, из тех молодых 18-20-летних парней в живых на сегодня многих нет. Офицеров вообще мало осталось…

- Вспомни свой апрель 1986 года, свой личный Чернобыль.

- Мой Чернобыль начался 26 апреля, в восемь часов утра. По полку была объявлена тревога, и мы, сначала в пешем порядке, были отправлены на станцию. Кроме нас и пожарных, на тот момент там больше никого не было - ни спецов-ученых, ни военных, ни руководства. Даже вертолетов не было, не успели задействовать. Только пожарные и мы. И жители Чернобыля и Припяти, которых еще не эвакуировали, даже не начали эвакуировать.

Насколько мне известно, именно наш 1-й полк, точнее вторая его рота и один спецвзвод, были командующим Внутренними Войсками Украинской и Молдавской ССР генералом Николаем Алексой направлены на станцию. Всего человек сорок-пятьдесят. Уже на следующее утро, 27-го, приехал полностью весь оставшийся полк.

Мы заехали в город Чернобыль около 12 часов дня. То есть примерно через одиннадцать часов после взрыва. Нашей первой задачей было не допустить беспорядков в городе. Это заключалось в обычном патрулировании улиц. Кстати, днем почти не приходилось патрулировать, в основном ночью. Потому что почти сразу после первой задачи обеспечения порядка появилась и вторая - не допустить мародерства.

Ехали мы на Чернобыль, даже не зная, что станция атомная. Так, слышали, что есть такая электростанция, но все считали, что она обычная, тепловая там или гидро. Но уже за тридцать километров до станции в развозках (армейская грузовая машина, обычно «Урал», оборудованная под перевозку людей. - Авт.) прозвучала команда «Газы». А мы ехали без специальных средств защиты, оружие и противогазы - «слоники», кто в курсе дела, знает, что они толком ни от чего не защищают. Но тут-то мы себе и сказали: «О-па! Здесь что-то серьезное!» А у меня противогаз отказал! Я сильно получил от ротного: «Почему не проверил? Ты зачем сюда приехал? Подохнешь!» Ребята мне помогали держать противогаз таким образом, чтобы я мог как-то дышать. А уже в Припяти нам выдали другие, боевые противогазы.

Самое поразительное и яркое воспоминание тех первых минут: когда подъехали к самому Чернобылю, навстречу нам шла свадьба! По дороге шли нарядные жених и невеста, в окружении родственников и гостей, наверное, решили где-то сфотографироваться. И тут командование отдало нам приказ снять противогазы. Чтобы не пугать людей, не создавать панику.

- А была она, паника?

- Поразительно, но нет. Многие люди вообще воспринимали происходящее как фейерверк какой-то - ну пожар так и пожар. И это притом, что большинство жителей Припяти работали на атомной станции, то есть знали, что это такое. Но суть и опасность угрозы, видимо, по-настоящему не осознавали. К тому же радиация - действительно невидимая смерть: без цвета, запаха и вкуса и без моментальных нездоровых ощущений.

Только когда был дан приказ эвакуироваться, то началось движение. И выглядело это так, что люди тревожились вовсе не из-за радиации, а из-за того, что теряли нажитое, квартиры, хорошо оплачиваемую работу и надо было ехать в никуда. Этого боялись, а не умереть от радиации. Но паники все же не было. Даже не плакал никто, я не видел.

Я сейчас гляжу, как в Японии относятся к людям после аварии, и говорю - это небо и земля. Если бы 25 лет назад наши так же заботились о людях, то жертв было бы намного меньше…

- Итак, вы въехали в город атомщиков.

- Изначально думали, что нас сию минуту поставят патрулировать. И перед городом, чтобы размяться, мы заехали в какую-то посадку. А старшина наш, умный человек, имел при себе дозиметр. И в посадке стрелка дозиметра у него просто «упала», не хватило шкалы, чтобы показать уровень. Мы оттуда быстренько убрались! Знаете, загрязнения же были точечными, иногда на расстоянии в сто метров уровень радиации может отличаться в десятки и сотни раз. После этого, проехав через Чернобыль, прибыли в райотдел милиции в Припяти, нас высадили, и мы стали ждать команды, что делать. Райотдел - десять человек, все они не знали, что делать. Мы простояли возле райотдела с двенадцати до трех часов, наблюдая, как тушат пожар на станции. От Припяти до Чернобыля всего несколько километров, видно все отлично, зарево такое стояло, впечатляло! А кто из нас тогда понимал, что это смерть, нельзя на это смотреть, нельзя вне помещений находиться?!

Так как нас подняли по тревоге, то с нами не было ни кухни, ни другого обеспечения. Выдали нам сухпаек. Как сейчас помню - банка консервов «Завтрак туриста» на четыре человека и по сухарю. Это был весь наш рацион на день. Поели, дальше ждем.

Около семи часов вечера поступила информация со станции, что возможность ядерного взрыва максимальная, надо готовиться. Перед нами вышел ротный и сказал, не по-военному совсем, как мужик: четвертый блок находится на грани взрыва, 90 процентов личного состава погибнет. Сказал он это крепко, я передаю совсем другими, намного более мягкими словами. И так как 90 процентов погибнет, то вы, парни, далеко от развозок не отходите, чтобы потом проще было ваши трупы подбирать по-быстрому. Так и сказал. Я тогда прослужил всего полгода, кто в армии служил, знает, что это самые сложные полгода, так что меня эта информация даже не так и шокировала, как должна бы. В наибольшем шоке были дембеля, которым вот, уже в мае, увольняться в запас. Их можно понять - служить осталось две недели, и тут такое…

Только вечером нас вывезли из райотдела в Припяти за пять километров от города. Потому что ночевать было негде. Нас «законсервировали» в развозках - то есть наглухо закрыли, зашнуровали тенты, и мы, сидя на лавках, так и проспали ночь. А на следующее утро была дана команда разворачивать военный городок, но палатки подвезли не сразу, потому вторую ночь мы спали просто на земле, укрывшись ОЗК (общевойсковой защитный комплект. - Авт.), слава Богу, что тот апрель теплым выдался.

Со второго дня мы начали патрулировать Припять, из которой массово велась эвакуация. Прибыло где-то полторы тысячи автобусов забирать людей. Мы лично в эвакуации никакого участия не принимали, были в оцеплении. К вечеру город остался пустым, одни мы, бойцы Внутренних Войск, человек триста. И мы начали патрулирование. Хотя были люди и кроме нас. С первой же ночи после эвакуации началось мародерство. Люди же оставили все! Воровали золото, хрусталь… Наши бойцы ловили мародеров, за это объявляли благодарность.

К третьему дню к нам подключился еще и полк оперативного назначения Внутренних Войск. У них был в составе химвзвод, с дозиметрами, другой аппаратурой и техникой. Этот взвод отправили прямо в пекло, на станцию. Вечером мы их еще видели, как их отмывали из брандспойтов, а на следующее утро несколько ребят были уже мертвы.

По мозгам всем нам это дало очень сильно… Были ребята, и не стало их.

Несли службу мы с шести вечера до часа ночи. Были наряды, которые ездили на БТРах, были и пешие, я был в пешем наряде. Все в полной выкладке - автомат, три рожка с боевыми. ОЗК в боевом режиме - на спине, шнур там такой в готовности, чтобы в любой момент можно было дернуть и надеть.

Конечно, просто жутко было ночами ходить по покинутому городу, такого никто не видел и не увидит никогда - враз обезлюдевший город. Из признаков жизни только вертолеты - они гасили станцию круглосуточно.

Другие наряды прочесывали округу, особенно села Страхолесье (название-то какое!), там многие местные прятались, думали, что все через пару дней уляжется, мы их находили и отправляли.

- Все время в противогазах?

- Нет, это невозможно, к тому же лето наступило. Обычно, когда мы ехали в развозках, впереди ехал кто-то с дозиметром, и если впереди был особо грязный участок, мы их надевали. Становилось меньше радиации - снимали.

- Как самочувствие было?

- Уже после второго дня начали все сдавать. Уровень радиации был высочайший. Кстати, кировоградцы, нас там было ровно десять, были выносливее. Говорят, что это все миф, мол, мы на уране, нам радиация не страшна, мы привычнее к ней. Но так и было, наши лучше держались, чем ребята из других краев. Я сам видел, как солдат на тумбочке (дневальный) падал и бился головой о пол, и у него прямо кожей шла кровь. И это не в самой Припяти, мы все же городок палаточный разбили в пятнадцати километрах от города.

- Как защищались от «мирного атома»?

- Я уже говорил, что мы приехали ни с чем, сначала кухни даже не было. Нас привез сначала начальник штаба, и он с местными договаривался насчет молока и других продуктов. Потом приехал из отпуска командир полка и сделал такой «втык» за это молоко! Не из-за радиации, а потому что в походных условиях нельзя - личный состав может выбыть с желудочными проблемами! Хотя молоко крайне необходимо было… Вместо него нам давали белый йод (йод с растворенным аспирином, мажут тело, он быстро впитывается кожей. - Авт.).

Не было ни пунктов обеззараживания, и мы первые дни купались прямо в речке Уж, это маленький приток реки Припять. А температура воды градусов десять. Но мы сейчас каждый раз благодарим наших командиров, что гоняли, заставляли нас в этой ледяной воде мыться. А после патрулирования же уставший, ничего не хочется, плюс у всех общая слабость из-за радиации. Но они нас заставляли по несколько раз в день мыться и, возможно, этим спасли жизнь.

С первого же дня нам всем выдали накопители радиации. По тому, сколько наш первый отряд «набрался», нас уже 1-го мая всех до единого должны были на дембель отправлять. Можно было набрать до 25 рентген, но на это мало кто смотрел - людей первые дни не хватало. Я лично получил до 45 рентген. Один из наших получил 72 рентгена, он жив, но инвалид такой, что…

- Так ли уж нужно было молодых парней подставлять под радиацию, по семь часов в день ходить по этим страшным улицам?

- Так мародерствовали страшно. Сначала золото и вещи, а потом массово начали воровать машины. Они же вообще все до единой остались в городе, людям не дали на них уехать. Бойцов заставляли проверять чердаки. А тут как раз началась вертолетная фаза тушения, на реактор сбрасывали с вертолетов свинец. А пацаны ж молодые, дурные, глядели на это с крыш домов. Красиво ж горит! Когда очередную порцию свинца сбросят - бах! - зарево такое разноцветное. Одну минуту посмотрел - и хватило на всю жизнь…

Плюс к тому там остались полные любых товаров магазины. Нам даже разрешали в продуктовых брать, что хочешь. Так мы, дураки, каждый понабивал себе вещмешки сигаретами - по 30-40 пачек, мы их еще потом долго в Киеве курили после возвращения. А в них, кроме никотина, уже и рентгены были. Мы их сами называли «термоядерными», но это ж на дармовщинку!

- Сколько ты пробыл в Чернобыле?

- Я пробыл с 26 апреля по 1 мая. Это в первый раз, потому что меня отправили потом еще и второй раз - с 13 июня по 20-е, не хватало рук строить городки для все новых прибывающих. Это для них уже создавали приемлемые условия, не то что для нас в первые дни.

Вернули нас 1-го мая в Киев, еще даже хотели и вывести для обеспечения порядка на демонстрацию, это всегда было обязанностью нашего полка. Но не вывели. Потому что весь полк просто лежал. Кстати, нас долго в Киев не пускали. Мы возвращались из Чернобыля со стороны села Петривцы, там был заслон, пункт радиационного контроля. А мы же все звенели! Целый день в этих Петривцах мы стояли под душем, мылись и снова мылись. Раза четыре. И все равно не хотели нас пускать - не помогало до конца. Пустили в столицу лишь после того, как командиры наши сказали, а контролеры это видели: да хлопцы сейчас просто полягут тут, умирать начнут…

Немного отдохнули. И нас вывели охранять Велогонку Мира, которая тогда проводилась в Киеве, с 6-го по 9-е мая. Запомнилось, что прилетела на нее японская делегация. Так японцы даже не вышли из самолета - посмотрели на свои дозиметры и срочно назад! В Киеве тогда радиация была до 1000 микрорентген в час.

Кстати, когда я ехал второй раз в зону, то вдоль дороги я видел киевлян, которые стояли и плакали, махали вслед, как на войну провожали солдат. Жутковато было. А информации уже было больше, люди уже понимали, что это такое.

- А как твои родные отреагировали, узнав, где ты?

- Мои родные узнали о том, что я был в Чернобыле, лишь по возвращении после первой командировки. До этого даже не было никакой технической возможности сообщить, мобилок тогда не было, а звонить нам не давали.

- Звания не давали за Чернобыль?

- Нет, абсолютно. Звания и дальше давали только, когда по должности положено, никаких повышений за ликвидацию.

- Ну и как сегодня в Киеве чествовали вас?

- Впервые за 25 лет собрались вместе. Спасибо, что вспомнили. Ведь внимания чернобыльцам мало уделяется. Особенно тем хлопцам, кто с первого дня был там. О них отдельно вообще никто не вспоминает и не знает. Ни военкомат наш, никто. Я не помню ни одного нашего, которому дали бы какую-то железку, какую-то грамоту, хотя многие, которые там были через год и позже, уже увешаны наградами. Они все чернобыльцы, вопросов нет. Но почему именно о наших хлопцах, которые были там с первых часов, никто не говорит?!

Очень приятно было увидеть всех своих. Особенно немногих оставшихся в живых офицеров - нет командира полка, второго командира полка, замкомвзводов, старшин… Мы особенно благодарны офицерам, я уже говорил - если бы они не заставляли нас мыться, все время менять одежду, не заботились о защите, то… Уберегли. Сегодня наша воинская часть осталась той же, с другим названием, но с тем же профилем. Нас торжественно встретили, личный состав выстроили на плацу, и нас приветствовали, как, наверное, ветеранов войны. Во всяком случае, для этой части мы как фронтовики для других. Может быть потому, что полк относительно молодой, ему осенью этого года будет сорок лет. Мы для него, как ветераны, нас призывникам ставят в пример…

Почтили минутой памяти погибших. Вручили нам всем, ликвидаторам, памятные знаки - Отличительный знак Внутренних Войск. Такой крест большой, красивый. Не ожидали. Все было на высоком уровне, не для галочки. Наконец-то о нас вспомнили…

Геннадий Рыбченков,  Фото из архива Игоря Филипенко.

источник:УЦ